СЕКСотка. В России душат любовью, ломают взглядом и гибнут под руинами целой страны - Сергей Еринец

Он довез ее до дома и, бросив короткое: «До встречи!», уехал. Лена позвонила, и мать тут же распахнула дверь:

– Наконец-то. Как ты долго сегодня. Устала? Кушать хочешь?

– Нет, мама, спасибо. Я перекусила.

Лена не стала делиться с родителями тем, что была в ресторане. Между ними не было особой близости. Но к удивлению Лены, после поступления в «Щукинское» ее мать стала самой большой поклонницей театра и будущей профессии дочери.

Именно мать настояла на том, чтобы семья из гарнизона под Щербинкой переехала в Москву. Пришлось снять двухкомнатную квартиру, родителям устраиваться на работу. Лена, правда, предпочла бы жить в общежитии и не испытывать чрезмерной опеки матери, следившей за тем, «чтобы Леночка высыпалась», «чтобы Леночка не перетруждалась», «чтобы у Леночки отдыхал голос». И хотя Лена была освобождена ото всех домашних хлопот, даже от мытья посуды, такая забота утомляла ее.

Прошло два месяца, наступила зима, но Русаков не появлялся, хотя после их последней встречи Лена все чаще думала о нем, поневоле сравнивая с ним своих сокурсников, да и просто встречавшихся мужчин. И это сравнение было явно в его пользу.

Выходя из здания училища, Лена поглядывала на стоянку машин, но красной «пятерки» не видела. От более сильных душевных переживаний ее отвлекала учеба.

Как-то в декабре он неожиданно позвонил. Лена была немного удивлена, ведь она не давала ему своего телефона. Он был краток: в субботу в семь у Малого театра, гастролировал Ленинградский БДТ. Она опоздала на двадцать минут. Спектакль уже начался. Сесть все же удалось на свои места, Русаков был непреклонен и просто согнал тех, кто их не по праву занял.

В антракте в буфете коротко обсудили спектакль. Он был корректен, но сух и малоразговорчив, она чувствовала себя виноватой.

После спектакля он, извинившись, сообщил ей, что не сможет подвезти ее до дома и ей придется самой добираться на метро.

Всю дорогу Лена казнила себя за испорченный вечер, но чувство обиды было и на него: «мог бы простить и понять, она еле вырвалась с занятий…»

Следующая их встреча состоялась также внезапно. Он позвонил ей домой и сказал, что будет ждать ее на следующий день в семь часов на Калининском проспекте со стороны аптеки.

В этот раз Лена пришла заранее, тем более, что занятия в этот день у нее заканчивались раньше, а до места встречи рукой подать – лишь перейти через дорогу.

Ровно в назначенное время у тротуара затормозил знакомый красный «Жигуленок». Русаков был приветлив и сообщил, что они едут в валютный бар гостиницы «Белград».

«Расширять кругозор, – пояснил он, – познакомиться с тлетворной жизнью Запада».

Там он угостил ее «Мартини», впоследствии ставшим ее любимым напитком. Там же – с удовольствием и испугом одновременно – приняла она предложение приехать «как-нибудь» к нему домой в гости.

Глава 3

На улице мело, было холодно, и она очень обрадовалась, что Померанцев переулок оказался совсем близко от метро «Парк Культуры». Волнуясь, она впервые открыла тяжелую дверь старинного дома, поднялась на скрипучем лифте на нужный этаж, нажала кнопку звонка.

Он встретил ее на пороге в неизменной белой рубашке с однотонным галстуком, отлично выглаженных брюках и отполированных до блеска ботинках. Помог снять шубку.

– Замерзла? Скорее проходи. Рад тебя видеть. Хочешь выпить – согреться? Мартини?

Она не отказалась. Потом был легкий изысканный ужин, кофе, коньяк, шоколад.

– Ты знаешь, в квартире напротив жил Есенин. Вот так же, возможно, когда-то зимой сюда к нему пришла в гости молодая девушка и после этой встречи он написал:

Плачет метель, как цыганская скрипка.

Милая девушка, злая улыбка.

Я ль не робею от синего взгляда?

Много мне нужно и много не надо.

Так мы далеки и так не схожи —

Ты молодая, а я все прожил.

Юношам счастье, а мне лишь память

Снежною ночью в лихую замять

Я не заласкан – буря мне скрипка.

Сердце метелит твоя улыбка.

Она впитывала в себя его первые прикосновения: легкое поглаживание руки, волос, плеча. Алкоголь снял напряжение и боязнь, и когда он вдруг опустился перед ней на колени и приник губами к ногам, это сначала совсем не испугало ее.

Только когда он навалился на нее и принялся властно расстегивать платье, сознание вернулось к ней.

– Не надо. Прошу тебя, – попросила она.

Но он поборол ее вялое сопротивление.

– Не надо так. У меня еще никого не было, – пролепетала она, чувствуя, как его сильные руки проникают все дальше под колготки.

Эта мольба чуть отрезвила его.

– Ты стесняешься меня? Тогда разденься сама, – властно проговорил он, не оставляя ей выбора.

Он поднялся, оправил примятые брюки и сказал:

– Я жду тебя в соседней комнате.

Лена осталась одна. Она хотела, но не могла уйти. Как заколдованная, она стала медленно раздеваться. Оставшись в одних маленьких прозрачных трусиках, она вышла в коридор. Дверь в соседнюю комнату была открыта. Она была темна. Сделав еще несколько шагов, она вошла в небольшую комнату. Он лежал на разобранной кровати под простыней, подложив левую руку под голову, в правой же – дымилась сигарета. Пепельница стояла на прикрытом простыней животе.

– Иди ко мне, – позвал он, неспешно гася сигарету и ставя пепельницу на пол.

Лена присела на краешек кровати. На полированной поверхности шкафа, стоявшего напротив, она увидела отражение его мощного торса, взметнувшегося и нависшего вдруг над ней, в мгновение распластанной на простынях. Лена почти не ощущала поцелуев, покрывающих ее обнаженное тело, прикосновений умелых рук, прокладывающих путь к своей цели. Она не могла оторваться от вида этой картины, в которой должна была играть одну из главных ролей, но оказалась всего лишь статисткой.

Он навалился на нее, сильно придавив мускулистым животом ее разведенные в стороны бедра. Лена прикусила губу, приглушив стон, рвущийся наружу от ощущения боли, пронизывающей ее, пока он прокладывал себе путь.

Она увидела на дверце шкафа, как его обнаженный зад с неистовством заработал над ней, ощутила ритмичные движения плотного инородного тела внутри себя. Сама того не осознавая, она прикрыла глаза, увлеченная этим новым ощущением. Потом вновь открыла, когда он после серии мощных ударов вдруг вышел из нее и, вжавшись ей в живот, с протяжным стоном обмяк на ней.

– А теперь марш в ванную, – распорядился он, переваливаясь на кровать.

Когда она вернулась, свежая и чистая после горячих струй, он встретил ее, сидя на кровати, словами:

– Иди-ка сюда, маленькая лгунья.

Он встал ей навстречу и, схватив за кисть, заломил ее за спину и наклонил ее лицом в идеально белую простыню.

– Никого не было? Да? Никого не было?

Лене было больно и обидно. Слезы полились из глаз.

– Значит, никого не было? – повторил он. Подхватив рукой под живот, он как игрушку приподнял ее, лежавшую вдоль кровати, и, поставив на колени, навалился сзади на нее. Она вновь увидела свое отражение на дверце шкафа и его, будто запрягшего ее. Но мир растворился в этой смеси боли и наслаждения, вдруг овладевшей ею. Чем больше неистовствовал он, желая без вины наказать, тем больше удовольствия получала она, стараясь наблюдать за его мощными движениями.

– У меня действительно никого не было. Я не обманула тебя, – прошептала она, когда он закурил сигарету.

– Я знаю. Ты никогда не сможешь обмануть меня. А теперь собирайся, тебе пора – родители будут волноваться.

Когда Лена ушла одеваться, он сел на край постели, порылся в карманах брюк, вытащил смятые купюры, потом – голый – вышел в коридор. Сунув ей в руку деньги, проговорил:

– Я не смогу подвезти тебя – машина не заправлена. Возьмешь такси.

Он позвонил ей через неделю и сказал, что ждет ее вечером у себя дома. Она не могла не прийти.

Лежа в постели, куря сигарету и стряхивая пепел в пепельницу, стоявшую у нее на животе, Иван Анатольевич сказал:

– Ты должна мне помочь.

– Я? Чем?

– Я хочу знать, о чем говорят и, главное, думают преподаватели твоего училища, чему они учат своих студентов. Их отношение к происходящим в стране событиям. О настроениях среди студентов. Я бы мог говорить тебе о долге перед родиной, которая сейчас находится в настоящей опасности. О том, что западные спецслужбы делают все, чтобы развалить нашу страну, внести раскол в общество, и основная роль в этом отводится интеллигенции. Я бы мог нарисовать тебе картину того, что должно случиться в ближайшие годы по сценариям, разработанным на Западе: отстранение КПСС от власти, развал СССР как единого государства, межэтнические, межрегиональные конфликты, использование страны в качестве сырьевого придатка и т. д. Поверь, эти планы даже не скрываются, они открыто пропагандируются в выступлениях государственных деятелей. Я мог бы нарисовать тебе картину хаоса, который ожидает страну в случае, если эти прогнозы сбудутся, когда к управлению государством придут криминальные структуры, когда Чикаго тридцатых годов покажется диснеевским мультфильмом по сравнению с тем, что будет в Москве… Я мог бы рассказать тебе, чей конкретный интерес скрывается за абстрактными идеями демократии, общечеловеческих ценностей, которые сегодня кое-кем навязываются обществу… Но я прошу лишь помочь мне!